header('Content-Type: text/html; charset=cp1251'); ?>
более выда-ющейся " революционной" группе? Разве не может быть так, что
личное чувство опустошенности наполняется политическим содержанием?
Личный опыт в обращении со студентами и студенческими группа-ми вполне
позволяет мне ответить на этот вопрос утвердительно. Я убе-дился в том, что
двусторонние отношения отходили на задний план и предпочтение отдавалось
работе в группе. Так. например, учащиеся по социальной педагогике и
воспитанию подростков Свободного Берлинс-кого университета в подавляющем
большинстве выбрали из двух воз-можностей -- "работа с индивидом"- или
"работа с группой" -- работу с группой. Они избегали отношений с
представителями власти и точно так же -- боязливо -- относились к
двусторонним отношениям вообще. Однажды студенты не зашли в помещение, в
котором должно было состояться заседание четырех групп самопознания, не
зашли лишь по-тому, что -- как им сказали -- там находились четыре
руководителя этих семинаров. Аффективно взбудораженные групповые дискуссии
напоминали мне катартические процессы в терапевтических группах:
повышенная активность, иррациональные действия, замещающие и
на-вязчивые действия. Все, даже отдаленно напоминающее о подчинении или
зависимости, панически избегалось. Мышление зачастую носило нереальный
характер, по форме выглядело очень абстрактным, а по содержанию представляло
пересказ прочитанных произведений Марк-са и Энгельса и Франкфуртской школы.
Когда в те времена я пытался применить к описанным отношениям
психоаналитические категории, то большинство активных студентов заявляло,
что это ограниченная патологизация и криминализация, в то время как другие
более сдержан-ные учащиеся скорее склонны были со мной согласиться. Что
касается группы, то господствующие в ней фантазии всемогущества и мания
величия заставляют задуматься о нерешенных проблемах самооценки, о
навязчивом восстании против авторитетов, о неразрешенных эдиповых конфликтах
с отцовской фигурой.
Если к этому прибавить выводы, полученные из психоаналитичес-кой
практики отдельных пациентов того времени, то подозрения на наличие
бессознательных невротических процессов еще более уси-лятся. Отцы учащихся
тогдашнего поколения очень часто были участ-никами войны, не редко --
погибшими на фронте. В связи с этим дети, тесно связанные с матерью,
испытывали страх по отношению к отцовс-кой фигуре.
Выйдя из процесса собственной социализации с лабильной неус-тойчивой
диспозицией и ориентацией, такие студенты развили повы-шенную
чувствительность по отношению ко всему тому. что исходило от авторитетов.
Группа заменяла мать. В группе они желали изменить в лучшую сторону мир,
опустошенный отцами.
В этой психоаналитической перспективе общие волнения можно назвать
действиями патологическими, а именно, более или менее бессо-знательными
действиями сопротивления по отношению к болезненно переживаемой внутренней
психической лабильности и неуверенности в себе, по отношению к желанию отца.
Действиями и одновременного освобождения от связи с матерью.
Дистанция во времени дает нам сегодня возможность гораздо спо-койнее
рассуждать о том, что же разыгралось между восставшими сту-дентами и
тогдашними общественными и научными авторитетами. Мой собственный вывод
сводится к мысли, гласящей: восставшие студенты словом и делом бросили упрек
отцам. Они заявили: "Вы бросили нас на произвол судьбы, вы постоянно
совершали ошибки, развязывали вой-ны, эксплуатировали людей!" Здесь можно
предположить, основываясь на концепции переноса и контрпереноса в
психоанализе, что студенты заняли позицию детей, упрекающих своих