отрицательными, действия могут представляться избеганием. Может, это и звучит парадоксально, но на самом деле соответствует рамкам, в которых мы приравниваем поведенчески фобийные отношения к избеганию действий или к ситуациям «реальной жизни». Гештальтное значение избегания, в противовес этому, принципиально состоит в фобии переживания, в избегании осознанности; не трудно увидеть, как много наших действий направлено на минимизацию дискомфорта, на избежание внутренних состояний, которые мы не готовы принять. Более обобщенно можно сказать, что большинство наших действий — это избегание переживаний. Наверное, мы увидим большинство наших жизней как вариации на общую тему убегания от чего-то, если посмотрим на них глазами озаренного созерцания. Тот, кто занимался Дзен — практикой «простого сидения»,— знает, насколько невыносимым может быть «ничегонеделание», и насколько легко по сравнению с другими практиками может служить развитию то, что скрыто волнением чрезвычайной занятости. Скука, тревога о будущем, пустота, грусть — все это выставляется перед тем, кто решился сесть и прекратить все попытки действий.
Сказать, что большинство поступков обычного человека коренятся в избегании, которое в свою очередь есть избегание пустоты,— все равно что заявить, говоря словами Маслова, что поступки мотивируются недостаточностью. Если вспомнить свои пиковые переживания, прошлые моменты исключительный насыщенности и открытости миру, можно обнаружить, что то были моменты, когда бытие было достаточным, моменты, когда экстаз от данного был так полон, что не было желания чего-нибудь еще, какого-нибудь действия или дополнения. Такие заявления от тех, для кого пиковые переживания являются более или менее длительными состояниями — в большинстве своем это мистики,— часто заставляют задуматься о будущем: «Что станет с миром, если каждый будет полностью удовлетворен своим существованием? Может ли мир развиваться, если не будет недовольства? Принятие страданий, как следует из Нагорной проповеди или из пассивного мистицизма индуистов, будет способствовать лишь эксплуатации или стагнации».
Утверждения, подобные этому, основаны на положении, что изменение происходит лишь вследствие потребности изменения, а поступок — от потребности эффекта или результата. Такое утверждение параллельно ранее обсуждаемому, согласно которому мы не сделаем добра, пока не «попытаемся». Оба они, с точки зрения Гештальта, выражают отсутствие доверия в органичную саморегуляцию.
Еще раз повторим точку зрения Гештальт-терапевтов: «Осознанность достаточна». В противовес поступкам, направленным на избегание переживаний, существуют другие поступки, вытекающие и выражающие переживание. Они не направлены на эффект, в том же смысле, как великое искусство не направлено на возбуждение определенных чувств в аудитории, но является самодостаточным.
В отличие от поступка, исходящего из мотива недостаточности, направленного на то, чтобы положить конец неудовлетворенности, существует поступок или действие, говорящее «да» существованию, действие, основанное на признании своей внутренней самоценности.
Работа истинного художника или поэта, воспроизводящего словами воспринимаемую им красоту,— такое же «да», сопоставимое с движениями любящего, обводящего руками контур любимого тела. Действия жизнеутверждающие, а не отвергающие; способствующие развитию, а не скрывающие; экспрессивные, а не подавляющие, суппрессивные — в некотором смысле действиями и не являются. Поскольку они осуществляются естественным образом, не насилуя наши устремления, не требуя самоманипуляции, то их можно воспринимать как путь наименьшего сопротивления — самый простой путь бытия в данный момент. Перле отмечал, что такие действия основаны не на выборе (приспособленческой игре), а на предпочтении. Думается, что его опыт, из которого он исходил, той же природы, о которой говорил Сеньцан, третий китайский патриарх Дзена, открывая свой Хсин-Хсин—Минь стихом: «Великим Путем не трудно идти, избегай лишь выбора!»
Действие в противовес манипуляции (собой или другими) воспринимается как движение изнутри, а не как намерение найти внешние стандарты скрыто (как «обвинитель») или явно. В тех пределах, где мы себя идентифицируем (и называем «Я») с функцией самоманипуляции, мы можем испытывать подобное действие, как нечто такое, что производится не нами, а само по себе.
В Гештальт-терапии слово «Это» считается грязным, поскольку часто используется вместо «Я» или «Ты» для того, чтобы избежать прямого выражения или ответственности. В Гештальт-терапии мы обычно говорим не что «Это» случилось, а что «Мы» сделали. Однако употребление термина «Это» может быть совершенно правомерным в приложении к моментам особой спонтанности, здесь «Это» становится термином, наиболее выражающим качество переживания такого действия. Художник чувствует, что работа получается как бы сама по себе, писатель замечает, что характеры начинают жить самостоятельно, у танцора появляется «вдохновение». Уверен, что Перле, несмотря на всю свою настойчивость в избежании в своем словаре слова «Это», согласился бы с таким исключением, поскольку на своих курсах по рисованию он часто говорил: «Не думай, не спеши, следи за кончиком кисти, это само получится».